Англо-французское военно-морское соперничество. Корсары Его Величества

Жан Бар, дюнкеркский корсар


Высокий человек, так не похожий на изысканных кавалеров, явно скучал в ожидании аудиенции. Его походка вразвалку была далека от идеала гувернеров из хороших семей и выдавала в нем человека, чаще ступающего по грубым доскам палубы, нежели непринужденно скользящего по начищенному до блеска паркету. Вычурные придворные, все это сонмище декоративных маркизов и графов, в изобилии кормящихся при дворе, видели в нем чужака и бросали на гостя исполненные презрения уничтожающие взгляды. Еще бы, дорогой камзол и парик смотрелись на нем, как смотрелись бы на линейном корабле неизвестные еще алые паруса. Гость откровенно скучал – магия великолепия Версаля на него не действовала. Думая о чем-то своем, здоровяк извлек откуда-то видавшую виды трубку, неторопливо набил ее табаком и задымил. От такой наглости дыхание придворной братии на миг прервалось, и они набросились на курильщика с негодованием ревностных блюстителей придворного этикета. Великан встретил поток гневных тирад со спокойствием волнолома: «Господа, я привык к курению на королевской службе. Так что будет лучше, как мне кажется, не менять сложившихся обычаев». Пришлось пожаловаться королю. Людовик XIV, неторопливо готовящийся к званому обеду, услышав сетования придворных, только расхохотался: «Да ведь это Жан Бар, оставьте его в покое! Пусть он лучше курит свою трубку». Таково было отношение Его Величества к прославленному моряку и легенде дюнкеркских корсаров и каперов.

Жан Бар, легенда дюнкеркских корсаров


В условиях морских войн XVII и XVIII веков каперство, то есть получение частным лицом за соответствующую плату разрешения на захват неприятельских кораблей, стало эффективным средством борьбы с неприятельской торговлей. Франция в отношении каперства стояла особняком среди других ведущих морских держав. Именно здесь в отличие от Голландии и Англии это ремесло было не только выгодным бизнесом, но и стало частью военно-морской политики и общей концепции ведения войны на море. Наиболее четко идею оформил морской министр Луи Поншартрен, сменивший на этом посту сына великого и ненавистного Кольбера, маркиза Сеньеле. Был разгар войны против Аугсбургской лиги, размеры казны стремительно уменьшались. Поншартрен предлагал вместо бесполезной и дорогостоящей, по его мнению, борьбы за господство на море, которая требовала строительства и содержания большого регулярного флота, перейти к полномасштабной войне против морской торговли, возведя частное до сих пор ремесло каперства в ранг государственной политики. Это сулило королю и его казне ощутимые прибыли и избавляло от обременительных затрат на поддержание полноценных военно-морских сил. Пока в верхах среди военных и чиновников шумно обсуждали разногласия, французские каперы делали свое дело.

Каперство отнюдь не родилось в XVII веке – патенты на снаряжение военного корабля для охоты и добычи трофеев были известны еще с позднего средневековья. Во многом из-за деятельности английских корсаров и каперов начал неуклонно тускнеть блистательный фасад испанской колониальной империи. Остепенившись, толкнув в бок гордых идальго и подрезав паруса оборотистым голландцам, «просвещенные мореплаватели» сами обзавелись солидной морской торговлей, которая оказалась настолько же прибыльной, насколько и уязвимой. Теперь Франция во главе со своим амбициозным королем угрожала самой основе английского благополучия. Эта опасность была воплощена не только в мощные эскадры линкоров и фрегатов, стоящих на рейдах Бреста и Тулона. С таким противником англичане воевать умели и знали, как с ним бороться. Но как защититься от десятков небольших, дерзких и вооруженных до зубов корабликов, подобно осам жалящих британского льва в самых неподходящих местах? Дюнкерк, большой порт на побережье Ла-Манша был огромным осиным гнездом, из которого французские каперы выходили в свои опасные, удачные и не очень, рейды.

Жан Бар, отпрыск рыбаков и профессиональных корсаров, был обязан своей выдающейся – от простого юнги до потомственного дворянина и командующего Дюнкеркской эскадрой – карьерой именно каперству. Он был участником и организатором неоднократных набегов на английское побережье и торговые караваны. Лично принимал под командованием адмирала Турвиля участие в морском сражении у Бичи-Хед. В 1694 году, когда во Франции случился неурожай, и возникла угроза голода, французы получили сведения, что с Балтики в Амстердам движется большой хлебный караван, насчитывающий более 150 транспортных кораблей под сильным эскортом. Жан Бар принял решение атаковать противника. Обманув бдительность английского дозора, стерегущего выход из Дюнкерка, французы вышли в море. В районе Тексела конвой удалось перехватить. У Бара было 6 кораблей против 8 голландского военного эскорта. В результате отчаянной атаки и последовавшего за ней абордажа голландцы, не выдержавшие такого темпераментного натиска, сдались. За захват и препровождение хлебного конвоя Жану Бару было пожаловано потомственное дворянство.

Будучи лично отважным и храбрым, знаменитый капер требовал подобного и от подчиненных. Однажды его корабль, 24-пушечный фрегат «Серпан», перевозил пороховые бочонки из Кале в Брест. На переходе он был перехвачен голландским фрегатом, большим по размеру. В завязавшейся артиллерийской дуэли французы рисковали в любой момент взлететь на воздух. В разгар боя Бар заметил корабельного юнгу, в ужасе спрятавшегося за надстройкой. Корсар приказал привязать его к мачте, комментируя свой приказ словами: «Кто не умеет смотреть смерти в глаза, тот не заслуживает жизни». «Серпану» удалось оторваться от погони, а юноше этот суровый урок пошел на пользу. Испуганным юнгой был сын Жана Бара, Франсуа, впоследствии ставший вице-адмиралом Франции.

К сожалению, Жан Бар не успел показать себя во время последней войны царствования Людовика XIV, именуемой Войной за испанское наследство. В 1702 году прославленный капер умер от воспаления легких. У его коллег по ремеслу было много работы – новый морской министр Жером Поншартрен окончательно взял курс на ведение войны корсарскими методами. Сухопутная армия, воевавшая на нескольких театрах, поглощала огромное количество ресурсов, флот все больше отстаивался на базах, постепенно утрачивая боеспособность. Каперы стали основной силой в противостоянии с Англией на море, именно они, а не эскадры многопушечных линейных кораблей стали источником головной боли лордов Адмиралтейства.

Рейд Клода Форбена

Клод Форбен


Франции пришлось воевать не только в Голландии и Германии, но и в Северной Италии. Тут оперировал принц Евгений Савойский, и было весьма желательно внести хаос в логистику австрийской армии, находившейся в Ломбардии. Ее снабжение осуществлялось через порты Адриатического моря – Фиуме, Триест и других. С целью дезорганизации вражеских коммуникаций, в 1702 году из Тулона вышел известный капер и соратник Жана Бара по Аугсбургской войне Клод Форбен на 50-пушечном корабле «Перль», имевший при себе 8-пушечную шебеку в качестве разведчика. Подобно множеству выдающихся людей того шумного времени, Форбен был человеком с биографией. Выходец из дворянской семьи, юношей он сбежал из дому на флот. После первого года службы решает стать мушкетером, однако, убив на дуэли знатного противника, шевалье Гордона, вынужден был вернуться на флот. Служил под командованием таких прославленных адмиралов, как д’Эстре и Дюкен. В 1685–1688 году возглавлял дипломатическую миссию в экзотическом для тогдашней Европы Сиаме, был губернатором Бангкока и военным советником сиамского короля.

По возвращении во Францию принял живейшее участие в морской составляющей войны против Аугсбургской лиги. Форбен прибыл в Дюнкерк в начале 1689 года, уже имея на руках патент на корсарство, и получил под командование 26-пушечный фрегат. В первом же походе ему улыбнулась удача – он захватил и привел на базу четыре голландских тендера. В дальнейшем каперская деятельность свела его с известнейшим в тамошних кругах капитаном Жаном Баром. В одном из рейдов на голландский конвой после 12-часового боя корабли Форбена и Бара были взяты на абордаж англичанами. Оба капитана попали в королевскую тюрьму города Плимут. Далее, как в добротном пиратском романе, последовал умело организованный побег – одни источники утверждают, что предприимчивые французы подкупили охрану, более сентиментальная версия гласит, что в Форбена влюбилась дочь тюремщика, которая передала заключенным пилки в буханке хлеба. Вернувшись на французское побережье, Бар отправился в Дюнкерк снаряжать новый корабль, а Форбен – в Версаль, засвидетельствовать свое почтение Его Величеству. Восхищенный дерзким побегом, король пожаловал корсару чин капитана и персональный пенсион в 400 экю.

Вот такой человек командовал 50-пушечным «Перлем», отправляясь нападать на конвои противника в Адриатическом море. Прибыв к оперативному району, французский корсар выбрал своей базой порт Бриндизи, принадлежавший тогда Испании, союзнице Людовика. Шебека под командованием капитана Клеона была отправлена на разведку. Во время этой операции корабль подошел к острову Кеше, формально принадлежавшему Венеции, где подвергся нападению находившихся здесь австрийских войск. Из экипажа уцелело только 6 человек. Поскольку Венеция ранее объявила о своем нейтралитете в начавшейся войне, Форбен подал официальный протест дожу Альвизе II де Мочениго и обратился за поддержкой к французскому послу в Венецианской республике графу де Кармону. В приватной беседе корсару дали понять, что случившееся будет замято, поскольку Франция имела плотные торговые отношения с Венецией, осуществляя закупку зерна, в том числе и для армии, и портить отношения с ней было бы нежелательно. Экономическая выгода вносила свои прагматичные поправки. Возмущенный таким оборотом, Форбен пообещал захватывать и топить венецианские суда, поскольку те осуществляют перевозку грузов также и в интересах австрийской армии.

В словах французского корсара сомневаться не приходилось. За два месяца продуктивной деятельности в Адриатике он захватил 15 транспортов, вступил в бой с двумя австрийским фрегатами – один был взят на абордаж, второй был вынужден отступить. Напуганные такой активностью в своей торговой вотчине, прямо у себя под боком, венецианцы запретили снабжать французские корабли. Для Форбена эти постановления были уже абсолютно несущественными – он обеспечивал свои корабли всем необходимым за счет трофеев. Далее события развивались еще более интересно и напряженно. Форбен направился к Анконе – одному из основных центров снабжения и перевалочному пункту австрийской армии Евгения Савойского. Корсар направляет губернатору письмо, в котором сообщает ни много ни мало о морской блокаде этой гавани. Такие меры против портов и побережья противника были и еще долго будут обычной практикой для флотов и эскадр. Но тут имел место нонсенс – о столь решительных намерениях объявил один-единственный 50-пушечный корабль. Вначале австрийцы только посмеялись, потом – задумались. И было от чего. Форбен перехватывает все вражеские корабли, попадающие к нему в руки. Причем при встрече с венецианцами он заставляет капитанов выбрасывать весь груз за борт и следовать в Анкону. Смельчаков, упрямцев и просто жадных до прибыли, пытающихся выйти из гавани, встречают пушечные залпы. Вскоре гавань большого порта оказалась забита торговыми судами, запасы продовольствия в гарнизоне начали истощаться, а у интендантов Евгения Савойского прибавилось пустых провиантских фур.

Для Венеции получение прибыли от выгодной торговли было делом первостепенной важности, и такие вопиющие убытки были просто неприемлемы. Для тамошних банкиров и торговцев не имело никакого значения, кому продавать зерно и фураж, – главное, чтобы за это платили и платили хорошо. И тут на пути столь замечательно текущих золотых ручейков возникает непредвиденная плотина в виде французского корсара. Торговое лобби, которое, в принципе, и контролировало политическую жизнь в республике, начало оказывать посильное (а сил было в избытке) давление на дожа с одной лишь целью: что-нибудь сделать с проклятым французом. В такой непростой ситуации Альвизе II устроил настоящую бомбардировку французского посольства различными дипломатическими жалобами все более увеличивающегося калибра. Посол граф де Кармон чаще бывал у дожа, чем в собственной спальне. Наконец волны от колебаний дипломатического маятника достигли Версаля. Людовик XIV скрепя сердце вынужден был реагировать – отношения с Венецией портить не хотелось, тем более она была выгодным торговым партнером. Официальный Версаль выпустил быстро сочиненный эдикт, в котором действия Форбена в отношении венецианцев гневно порицались. Этот бутафорский по своей сути документ был продублирован личным письмом короля к Форбену, в котором он выражал свое восхищение и одобрение его действиями. В общем, получилось почти как в «Трех мушкетерах», когда король после масштабного истребления гвардейцев кардинала у монастыря Дешо устроил своим мушкетерам «разнос», окончившийся сорока пистолями, опущенными в карман провинившихся.

Получив такой ощутимый моральный импульс в виде благосклонности самого короля, Форбен продолжил свою деятельность с еще большим размахом. Из-за закупорки Анконы центром снабжения австрийцев стал Триест. Корсар заблокировал и этот порт. Деятельность неугомонного француза уже давно перешагнула грань обычного каперства. Ее результаты все более стали обретать черты внушительного логистического кризиса. Проблему уже не мог игнорировать сам Евгений Савойский, который, исчерпав все мыслимые запасы терпения, написал венецианскому дожу полное яростного негодования письмо, требуя буквально «убрать эту занозу из его задницы» (дипломатические выражения принца оставляли желать лучшего). Заноза сидела глубоко. Пока почтеннейший Альвизе II подсчитывал все внушительные убытки от «разбойника» Форбена и еще большие – от возможного разрыва с Францией, австрийский посол в Венеции нанял в качестве «охотника за головами» английский 50-пушечный приватир «Тартар» (так англичане, чтобы подчеркнуть свое отличие от французов, называли каперов). Для пущей гарантии успеха и за соответствующую награду в случае оного к охоте на Форбена присоединился 26-пушечный венецианский фрегат. У самого француза на тот момент были собственно 50-пушечный «Перль» и в качестве разведчиков 12-пушечный галиот и маленький тендер. Отойдя к Бриндизи, француз запросил помощи – соотношение сил было отнюдь не в его пользу. Его просьба была услышана. Из Тулона вышел 50-пушечный корабль, которым командовал шевалье Рено де Шиан. Экипаж был усилен для абордажных схваток и захвата трофеев. После рандеву в районе Мессины Форбен отослал галиот и тендер во Францию, а сам вернулся к берегам Северной Италии. Только-только вздохнувшие спокойно купцы и интенданты начали вновь дружно протирать лбы от волнения.

Добыча сама шла французам в руки. Вскоре был перехвачен австрийский конвой из 20 транспортов, груженных зерном для нужд армии. Конвой шел без охранения, и Форбен вскоре захватил 8 судов, отправленных в Бриндизи. На следующий день та же участь постигла все остальные транспорты. На сей раз, чтобы и дальше не уменьшать собственный личный состав, трофеи были сожжены, а их экипажи высажены в шлюпки. В разгар этого печального для австрийцев действа подоспел венецианский фрегат, нанятый в помощь «Тартару». Охотник очень быстро превратился в дичь – он был взят на абордаж и также сожжен. Под занавес подошел уже сам «Тартар», который мог в бессильной ярости только наблюдать догорающие транспорты да беспомощные шлюпки с перепуганными матросами. Форбен уже скрылся. Командир приватира пообещал в присутствии своих офицеров «отрезать уши этому негодяю». Конечно, свою угрозу он не выполнил. Вставший на якорь в Венеции «Тартар» на следующую ночь был атакован подготовленными из рыбацких шхун брандерами вместе с абордажными командами. Форбен разумно решил не затягивать выяснение отношений с англичанином. Часть экипажа на борту отсутствовала, предпочитая нехитрые портовые развлечения, и посему процесс абордажа не затянулся. Подсоединив фитили к бочкам пороха в крюйт-камере, Форбен собрал господ офицеров в кают-компании, вежливо напомнив капитану «Тартара» о взятых им на себя обязательствах в отношении «ушей». Форбен был настолько учтив, что ввел англичан в курс дела по поводу фитилей в крюйт-камере. Моментально забыв все клятвы и угрозы и пользуясь великодушием своего противника, джентльмены весьма споро откланялись и покинули обреченный «Тартар» на шлюпках. Огромной силы взрыв, раскидав обломки по большой площади, поставил точку в истории охоты английского приватира за Форбеном, сохранившим как свою честь, так, естественно, и уши.

Эта дерзкая акция заставила австрийское командование вскипеть, как турецкий кофейник, но деятельный француз по-прежнему оставался болезненной занозой в известном месте Евгения Савойского. В сентябре 1702 года он атаковал и сжег крупный венецианский конвой, перевозивший пшеницу для вражеской армии. Такой разгул страстей вынудил французского посла в Венеции обратиться к корсару с персональной просьбой умерить пыл, поскольку раскаленный добела дож в открытую пообещал при дальнейших рецидивах выступить на стороне Габсбургов. Форбен принял решение вновь наведаться в Триест (единственный на тот момент крупный порт австрийцев). На этот раз после фейерверка с «Тартаром» французы решили для острастки обстрелять гавань. Ночью корабли Форбена открыли огонь по Триесту, произведя около 500 выстрелов – в порту возникло несколько пожаров. При отходе по корсарам открыла огонь проснувшаяся береговая батарея из 14 орудий. Форбен решил эту внезапно возникшую проблему радикальным способом: на берег была отправлена штурмовая группа из 40 человек на двух шлюпках. Орудия были заклепаны, прислуга перебита.

Передав привет Триесту, Форбен зашел в устье реки По, подобравшись к крепости Месола, где в данный момент складировалось продовольствие, заготовленное для отправки в австрийскую армию. В результате быстрой эффективной атаки были сожжены склады и множество транспортных барж, уже загруженных зерном. Поскольку Месола являлась территорией Папской области, находившейся под сильным давлением Габсбургов, но формально нейтральной, к Людовику понеслись возмущенные возгласы, оформленные в качестве дипломатических посланий уже от Святого престола.

Форбен не ограничивается набегом на Месолу, он запланировал удар по Фиуме – через этот порт Евгению Савойскому доставлялись порох, ядра и оружие. Поздней ночью «Перль» проник в гавань, на берег был высажен хорошо вооруженный десант, состоящий из более 30 моряков. Гарнизон крепости Лоренцо был захвачен врасплох. Разоружив его, матросы позволили себе определенные вольности с имуществом горожан, особенно горожан состоятельных. Бургомистр, осаждаемый возмущенными обывателями, бросился к французскому консулу в Фиуме с категорической просьбой повлиять на происходящее. Тот уговорил корсара принять депутацию от местного истеблишмента. Форбен, мгновенно оценив ситуацию и платежеспособность солидных и перепуганных господ, заявил им, что скромное пожертвование в 10 тысяч экю на нужды военно-морского флота Франции избавят горожан от дальнейших хлопот и разорения. Корсар назидательно добавил, что не стоит забывать и о Его Величестве, короле Людовике XIV, который охотно выкажет свою милость Фиуме за дополнительные скромные 30 тыс. экю. Возбужденные названными сумами едва ли не более, нежели экспроприацией, проводимой матросами французской «Жемчужины», горожане начали бойко торговаться. Процесс находился в самом разгаре, когда на окраинах города показались австрийские войска, открывшие огонь по французскому кораблю. «Перль» ответил полновесными бортовыми залпами, однако Форбену пришлось прервать операцию, остановившись на достигнутом.

В конце ноября 1702 года корсар получил приказ возвращаться во Францию – его активная деятельность весьма осложнила не только снабжение армии Евгения Савойского, но и дипломатические отношения с Венецией и Папской областью. Действия Форбена были высоко оценены во Франции и в союзной Испании. Филипп Анжуйский подарил корсару шпагу, украшенную бриллиантами. На определенный период австрийские войска действительно испытывали острый недостаток в снабжении. Однако вскоре голландцы и англичане усилили свою корабельную группировку на Средиземном море, что свело на нет действия французских рейдеров в этом регионе.

Бой у острова Уэссан, крупнейшее конвойное сражение войны. Несостоятельность рейдеров

Жан Гюден «Сражение у мыса Лизард» 1707 г.


Крейсерская война окончательно стала частью французской военно-морской доктрины. В 1705 года такой видный военный деятель королевства, как маршал Вобан, в одном из своих капитальных трудов аргументировал подобный вид деятельности, считая его наиболее подходящим для достижения победы над морскими державами – Англией и Голландией. Больше никаких гигантских линейных эскадр со всякими авангардами, кордебаталиями и дивизионами. В море должны были выходить компактные поисково-ударные соединения в 4–5 линкоров и 6–7 фрегатов с усиленными экипажами для призовых партий. Действия корсаров необходимо было всячески поощрять – они должны были оперировать по всему миру, заставляя противника распылять силы. По мнению Вобана, уже через три года из-за полного развала морской торговли Англия и Голландия должны будут капитулировать. С 1706 эти идеи начали воплощаться в жизнь – многие корсары получили под командование корабли регулярного флота, была упрощена процедура выдачи каперских патентов. Фактически корсарам была передана часть Флота Океана.

Рене Дюге-Труэн


Англичане и голландцы ответили более совершенной конвойной системой. В 1707 году состоялась самая знаменитая конвойная битва Войны за испанское наследство – сражение у мыса Лизард, или (во французских источниках) бой у острова Уэссан. В октябре 1707 года торговый конвой, состоявший из более 100 транспортных судов, должен был отплыть в Португалию. Его сопровождали два 50-пушечных корабля. Впоследствии планы были скорректированы, и к этой армаде добавились еще 30 купеческих судов из Вирджинии, идущих с товарами в Средиземное море. Эскорт был увеличен – к нему прибавилось 3 линейных корабля. 10 октября конвой был обнаружен соединением Клода Форбена (5 линейных кораблей и 1 фрегат) и не менее прославленного корсара Рене Дюге-Труэна (4 линейных корабля и 2 фрегата). Французы стремительно атаковали охранение конвоя. Они последовательно брали на абордаж один английский корабль за другим. В этом бою имели место как трусость и малодушие, так и мужество и героизм. Английский линкор «Ройял Оак» попросту дезертировал с места сражения. По приходу в Англию его командир был предан суду, лишен всех званий и наград и с позором изгнан с флота. Наоборот, экипаж 80-пушечного «Девоншира» проявил отвагу и храбрость: не допустив абордажа, этот корабль стойко отбивался сразу от трех французских кораблей, давая конвою время рассредоточиться. На «Девоншире» вспыхнул пожар, затем последовал взрыв. Из всего экипажа уцелело только трое. Спустя почти 230 лет во многом похожий подвиг совершит вспомогательный крейсер «Джервис Бей» в неравном поединке с «Адмиралом Шеером». Несмотря на то, что по очкам французы одержали убедительную победу: уничтожен весь эскорт, фрегатами захвачено 15 транспортных судов – главная задача оставалась все-таки не решенной. Конвой уцелел, хотя был рассеян и вынужден вернуться в порты Англии. Победа у Уэссана была высоко оценена во Франции. Дюге-Труэн был принят королем и пожалован потомственным дворянством. Людовика поразил факт, что врученную корсару ежегодную пенсию в 1000 ливров тот отдал своему раненому первому помощнику. Капер вообще был известен личной скромностью и настойчивыми хлопотами о подчиненных.

Несмотря на частные успехи и чествование многочисленных героев, морскую войну Франция неуклонно проигрывала. Однобокая ставка только на рейдеров и каперов оказалась ошибкой. Союзники совершенствовали свою конвойную систему, постоянно усиливая эскорт. Атаки на такие хорошо защищенные караваны были попросту самоубийственными. Базы каперов – в первую очередь Дюнкерк и Сен-Мало – плотно блокировались силами Ройял Неви. Постепенно потери корсаров увеличивались, а количество добычи сокращалось. Кстати, в подобной ситуации оказались немецкие подводники во второй половине Второй мировой войны. Французский флот деградировал из-за все более сокращающегося финансирования и нерационального применения. Корсары и каперы совершили еще много славных подвигов, даже в конце войны им удавалось пощипать своих противников (например, известный рейд Дюге-Труэна к Рио-де-Жанейро), однако океанские просторы самодостаточно продолжала осенять тень «Юнион Джека». Классический подход к завоеванию господства на море при помощи мощного регулярного флота оказался в тот момент единственно верным.

Автор Денис Бриг

http://topwar.ru/